Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображенная земля.
И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.
Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.
Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, —
Вот отчего так тверд и молод
Москвы необоримый дух.
И благодарного народа
Вождь слышит голос:
«Мы пришли
Сказать, — где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!»
....единственный сын был в лагере, чего не сделаешь ради ребенка. А с другой стороны, разве может публичный человек.... потом подумалось - время было такое... А потом вспомнила Мандельштама, большого друга Ахматовой, который не прогнулся... Время. С высоты птичьего полета мы все - судьи. Чтобы что-то понять, нужно, наверное взять чью-то конкретную жизнь и ее просеять во времени. Потому как жить и стоять над временем почти невозможно.
Я могу то время понять через судьбу своего отчима, потому что уж очень маленький человек и очень большой котел переплавки. Показатель того, как ломается человек своим временем. Отчим - это кошмар моего детства. Пьяный в ярости всегда был в сантиметре от убийства и я пару раз попадала битая в больницу, а годов мне было 5-6, потом уже не бил, только рычал, я перед ним выстояла и любил он меня потом больше своего сына и моего сына больше своего внука. Отчим был из маленького белорусского местечка под Брестом. наполовину белорус наполовину поляк.Я была там пару раз в детстве и помню совершенно дикие пустые леса за деревней и у каждого деревенского жителя был свой негласный надел, где он собирал грибы и ягоды. Семье отчима повезло. В их наделе был большой овраг с белой глиной и они организовали маленький заводик по производству кирпичей для обмазки печей. И еще они держали конюшню из десяти лошадей и большой сарай со свиньями. Это был задел большого семейства из пяти отдельных семей. Помимо денег существовал бартер, вам лошадь на время посева и уборки, нам молоко и муки. Вам мясо боровов, нам яйца и куры. Когда я в 50-е годы ездила к ним в гости, они так и жили. Только тихонечко. Пара свиней, одна лошадь, немного для своих кирпичей на рынок. А тогда до войны две семьи из этих пяти почему-то сочли кулаками и раскулачили, видимо просто методом тыка. Они, что могли раскидали по родне, их собрали и всеми семействами вместе со стариками и детьми отправили в Сибирь. Засунули в вагоны, в которых возили скот и повезли. Без суда и следствия. Хорошо у отчима дядя в то время работал в Москве (подсуетился во время революции) в интендантстве при кремле. Он снял с поезда свою двоюрную сестру и двух младших сыновей. Определил им дом в Кратове под Москвой и велел жить тихо. Остальные в Сибири так и сгинули, больше о них ничего не было слышно. И вот отчим всю жизнь боялся своего раскулачивания и того, что его опять арестуют. Хотя за что, не понимал. Молодой парень, привыкший к работе на себя, к вольной жизни, у которого под началом был табунок лошадей, хозяйство, работа с утра до вечера и золотые руки вдруг попадает в 8-часовую нудную работу у станка, 6-метровую комнатку в непонятный город. ну и запил. В первый же день войны сунул в станок большой палец правой руки, что в неразберихе первых месяцев войны списали за производственную травму, боялся проверки. Хотя был отчаянным и война была бы ему в характер. А так пришлось работать на войну по 15 часов в сутки,где и пригодилась его рабочая смекалка, от работы никогда не бегал, то быстро стал мастером. на родину не ездил ни разу, чтобы не бередить сердце. Весь наш дом держался только на нем. Сразу очнувшись от очередного запоя, он начинал стирать, убирать и готовить. Брюки со стрелкой, каждый день новая рубашка. Одна тряпка вытирать со стола на котором ели, друга - со стола на котором готовили. нож дя рыбы, нож для мяса, нож для хлеба.. Три сковородки, пять кастрюль и пр.... Я, например, грызла горбушки, бросая мякоть птицам, за что получала приличные затрещины за неуважение к хлебу... При Хрущеве, чтобы поставить точку на прошлом, вступил в партию. И пил, пил,пил, так и умер, замерзнув в сугробе и застудив легкие... Обычная судьба для того времени. ну и поставь себя на его место... А ты говоришь Ахматова... Так что палец, сунутый отчимом в станок и это стихотворение Ахматовой, действие одного порядка...ничего, кроме жалости...