а некоторые представители творческого цеха ратуют за признание таковым 25 октября – дня рождения Пикассо. «Почему не Рембрандта, например, – возможно, спросите Вы, – или Леонардо?.. Понятное дело, Пикассо – самый коммерческий живописец всех времён и народов – но рекорд-то с недавних пор, как раз, принадлежит создателю «Спасителя мира?..» Ну… возможно, речь зайдёт и о да Винчи, пока же – что имеем.
…Не всё так просто и с терминологией!.. Исторически «художник» – это «живописец»; вероятно, первыми были обитатели пещер каменного века, а следующими – античные греки (или древние китайцы) – однако, со временем понятие расширится на всех людей искусства. (По крайней мере, в русском языке – скажем, англоговорящие различают, кто у них painter, а кто – artist). Само собой, в «великом и могучем» тоже существует немало уточняющих наименований, вроде «скульптор» или «график»… но, в широком смысле слова, все они – «художники», будь то «художник-оформитель», «художник-дизайнер» – или даже «художник-сканограф»… И, само собой, не забудем про «художников слова»!..
…В конце концов, именно о них достойный представитель писательского цеха Михаил Пришвин сказал: «Труднее всех художников, конечно, художнику слова, потому что трудность выражения чувства мысли здесь легко подменяется и умерщвляется логикой». А его современник и коллега, Максим Горький (очевидно, имея в виду «расширительное» значение слова), со всей пролетарской прямотой утверждает: «Художник – чувствилище своей страны, своего класса, ухо, око и сердце его; он – голос своей эпохи!». (Прямо так и сказал – «чувствилище», причём слово это, согласно словарю, – не новояз, а, наоборот: «устар.»)
…Идём дальше. «Выдающийся художник часто не может судить ни о своих, ни о чужих произведениях», – подмечает старик Гёте. Ему вторит уже упомянутый сегодня Пабло Пикассо: «Начинающего художника понимают лишь несколько человек. Знаменитого – ещё меньше».
«Задача художника – отделить правду от притворства», – полагает Роден. Ан нет, вступает в дело Анатоль Франс: «Художники обязаны показывать нам, сколь хороша жизнь. Иначе у нас появились бы сомнения». Что касается Льва нашего Николаевича, то тот, по обыкновению, обстоятельно, разъясняет: «Кажется странным и безнравственным, что художник, видя страдания людей, не столько сострадает, сколько наблюдает, чтобы воспроизвести эти страдания. А это не безнравственно. Страдание одного лица есть ничтожное дело в сравнении с тем духовным – если оно благое – воздействием, которое произведёт художественное произведение».
…Общеизвестно, что для искусства (во всех его формах) объективной оценки не существует. Потому, приобщим к делу высказывание Оскара Уайльда: «Картина несёт нам не большую весть или смысл, чем дивный кусок венецианского стекла или голубой изразец со стены Дамаска: это лишь прекрасно окрашенная поверхность». Отнюдь, полагает наш Василий Верещагин: «Каждая моя картина должна что-либо сказать, по крайней мере, только для этого я их и пишу». Иван Крамской, в свою очередь выражает надежду: «Если картина возбуждает толки, и даже оживлённые, значит, в ней есть же что-нибудь; стало быть, искусство может исполнять роль несколько более высшего порядка, чем украшение и забава жизни».
...Бесспорно! Хотя Огюст Ренуар шутит (или не очень шутит?): «Я никогда бы не занялся живописью, не будь у женщин грудей». Гюстав Курбе гораздо серьёзней: «Живопись – это вполне конкретное искусство, оно может быть только изображением действительно существующих вещей. Это язык природы, язык зримого мира. То, чего мы не видим, не существующее и абстрактное, не относится к области живописи».
…Разве?.. «Для художника-творца нет ничего сложнее, чем нарисовать розу, ведь сперва он должен забыть о всех розах, нарисованных раньше», – говорит Анри Матисс. А до него Эжен Делакруа удивлялся парадоксу: «Какое чудо – восхищаться в живописи тем, чем в реальности не восхищаешься!» Что ещё?.. Рембрандт, в свой время, глубокомысленно и загадочно заметил: «Живопись нельзя нюхать». Возможно, речь о составе красок?..
PS: ...Здесь мы, пожалуй, остановимся (поскольку наговорено о художниках – и ими самим – за тысячелетия немало) – но напоследок процитируем всё того же Матисса: «Художник всегда оставляет чересчур много картин… У него один серьезный враг – его собственные плохие картины».С прославленным фовистом вряд ли согласился бы чемпион по количеству полотен – Пикассо:«Художник – это человек, который пишет то, что можно продать. А хороший художник – это человек, который продаёт то, что пишет». …Одним словом: «Киса, я хочу вас спросить, как художник – художника: вы рисовать умеете?..» Впрочем, это – совсем другая история.
