С днем ангела, подруга.....

вдруг в одночасье вспомнила, как мы тебя крестили. Это было спонтанное действие в отпор твоей комсомольской юности. Шел этот липкий мокрый московский крупными снежинками снег, который не успевали убрать дворники и он черными сугробами налипал на ноги и хлюпал в сапогах. Забрели мы по дороге домой в одну из вновь оприходованных многочисленных на Пятницкой церквей. Это было то время, когда центр закупился всяческими инородцами, партийным, комсомольским и заводским перифирийным начальством, которые еще по привычки в церкви заходить стеснялись, и центр Москвы быстро опустел. Помнишь, зашли погреться и в любопытстве в ту большую, в которой раньше был выставочный зал. Стены еще без фресок, но уже отбеленные, иконы разнокалиберные из запасов и новодел вперемешку, верхний свет уже погашен, но в боковом приделе светло от свечей и стоит ангельски белой стайкой групповуха полуодетых женщин. Мы пошушукались и я пошла к молодому бородачу и быстро договорилась тебя тут же присоединить к ним. Это были еще те времена, когда рада была церковь бесплатно крестить всех подряд без разбору и договору. Мы тебя рассупонили и сунули в краешек этого белого в косыночках рядка (косыночку и рубашку позаимствовал тот же батюшка). Как крестили тебя, не очень помню (помыли тебе голову да погуляли вокруг с большого таза на ножках - купели),стояла в заду родственников и знакомых, но хорошо помню твой мокрый вихор и обалдевший взгляд и ты все говорила, какой вкусный портвен был у батюшки. Были еще те твремена, когда Ельцин разрешил въезд совхозным машинам с овощами и фруктами прямо на все большие площади Москвы - базарами, а в магазине можно было купить всяческих сухофруктов из Венгрии и Молдавии по 100 грамм и компот был еще с черносливом и курагой, а не со сморщенным мозгом груш и вяленым сердцем яблок. И под эти сухофрукты мы купили бутылку отличного армянского портвейну (портвейн именно армянский, сухое красное именно грузинское, белое - венгерское и молдавскую Изабеллу и все за гроши...) И назюзюкались мы под полную завязку под утомленное солнце и квартирующую на крестовине под столом малышню, что цапала, выпрастывая руки из-под бахромы скатерти всяческие вкусности, а Лялька втихаря выпила рюмку сладкого портвейну и спала до вечера, улыбаясь с зажатым в руке пряником. Эх, жизть...

Вот теперь ты жалуешься на свои раздавшиеся телеса. Я же помню твою врожденную сладо-страстность и как ты мечтала сидеть где-нибудь в кафе с громадными во всю стену окнами и смотреть на пушистый от снега пейзаж за окном с налипшими на стекло звездами снежинки. Перед тобой стоит бокал прозрачно-темно-алого вина на тонко-длинной ножке, чашечка кофе и тарелище всяческих мармеладно-кремово-шоколадных вкусностей. У тебя круглая коленка и ямочки на локтях. на башке хулиганская парижская набекрень шляпка и ты в удовольствии все позволяющей себе дамы в летах КОСИШЬСЯ НА ВИСЯЩУЮ ЛИСЬЮ ШУБУ НА ДЕМОКРАТИЧНО СТОЯЩЕЙ У ВХОДА ВЕШАЛКЕ. ЭТТО ТЕБЕ НЕ ПАРИЖЖ, подруга. Встань, повесь шубу на спинку стула и расслабься и насладись наконец пушистым от снега пейзажем за окном...я с тобой.. .
Целую. И всем кто еще тянет волынку жизни привет. И счастлива, что еще есть кому все это писать, чего и всем желаю...